Я стоял у окна, не в силах оторваться от серого февральского неба. В комнате было необычно тихо, даже часы на стене тикали с особой осторожностью, будто боялись потревожить покой. На кровати — отец. Наш последний герой. Человек, которого я любил и… не всегда понимал.
— Алексей Викторович скончался во сне. Спокойно, без боли, — сказала врач.
Я кивнул. Что сказать на такие слова? Спасибо? Как будто это облегчает…
С отцом у нас были сложные отношения. Он всегда был строг, требовательный. Ранние подъёмы, железная дисциплина, ни одного лишнего слова. Но именно он научил меня вставать после падения, держать слово и не бояться брать на себя ответственность. Я стал тем, кем он хотел бы быть. Но слишком поздно понял, что не всё успел ему сказать.
Последние месяцы он уже почти не вставал. Болезнь съедала его по сантиметру. Он упрямо отказывался от больницы.
— Я дома умру, — говорил он. — В своей кровати. С книгами. Со своими картинами. Не среди чужих белых стен.
И мы с Еленой — моей женой — сделали всё, чтобы он остался с нами. В одной из комнат — его портреты, воспоминания, пледы, пахнущие солнцем. Он почти не говорил. Только иногда, когда засыпал, звал маму по имени. Маму, которую мы потеряли десять лет назад…
— Папа, хочешь послушать музыку? — спрашивал я.
— Только Баха, — шептал он.
И я включал тихо-тихо. Сидел рядом, держал его руку, как когда-то он держал мою на первом велике, на первом экзамене, перед первым концертом.
— Тебе страшно? — однажды спросил я.
Он посмотрел в окно:
— Не так, как тебе будет, когда меня не станет.
И вот, этот день настал. Отец ушёл, как и хотел — тихо, не тревожа никого.
Я спустился вниз. В кухне — Елена, молча заваривающая чай. Наш сын, Илья, сидит за столом и рисует.
— Папа, дедушка теперь звезда? — спрашивает он, не отрываясь от бумаги.
— Да, сынок. Очень яркая. И всегда будет с нами.
На похороны пришли многие. Соседи, ученики, бывшие коллеги. Люди, которых я не знал, но которые знали отца. В каждом взгляде — уважение. Он был учителем. Настоящим. Не по профессии — по сути. И даже когда мир стал другим, он остался верен себе.
В тот вечер я открыл старую шкатулку в его шкафу. Внутри — письма. Копии моих школьных сочинений. Фото со сцены. Газетные вырезки с моим именем. Он гордился мной. Всегда. Просто не говорил.
Теперь я это знал.
И теперь… я больше не сын. Я — отец. И мне нужно жить так, чтобы мой сын когда-нибудь сказал обо мне то же самое.