Меня зовут Кармен Фернандес, я живу в Сантьяго-де-Компостела, где кафедральный собор величественно возвышается, как символ истории. Этот день я никогда не забуду. «Не звони мне больше, мама, я занята!» — выпалила я с яростью, бросая трубку с гневом. В тот момент мне казалось, что я права. Работы было слишком много, сроки поджимали, нервы были на пределе. Мама звонила мне, как всегда, с заботой: «Ты поела? Как ты себя чувствуешь? Ты устала?» — и эти её вопросы выводили меня из себя. Я чувствовала, как она душит меня своей заботой, мне нужно было пространство для своей жизни. В тот момент я только и мечтала о тишине.
И она молчала. Не позвонила в тот день, не позвонила на следующий, не позвонила через неделю. Сначала я этого не заметила, была слишком поглощена своими проблемами. Но отсутствие её звонков принесло облегчение: никто не беспокоил меня, не напоминал, что я не владею своей жизнью. Мне казалось, что я свободна. Прошло две недели. Однажды ночью, сидя с чашкой холодного кофе, я задала себе вопрос: почему её голос больше не звучит в моей голове? «Она обиделась? Она перестала мне звонить из гордости?» — подумала я, глядя на телефон. Никаких пропущенных звонков, никаких сообщений. Пустота.
Вздохнув, я решила позвонить ей сама. Звуки продолжались один за другим, но ответа не было. «Конечно, после того как я её отвергла, теперь она меня игнорирует», — подумала я с раздражением. На следующий день попыталась снова — снова молчание. Холодная тревога поселилась в груди. А если с ней что-то случилось? Её слова вернулись в мою память: «Я всегда буду рядом, если захочешь поговорить». А если она больше не может быть рядом? Мое сердце сжалось от страха.
Я оставила всё — работу, дела, планы — и поспешила в её дом, в деревню, неподалёку от Сантьяго, где она жила последние годы. Когда я открыла дверь ключом, почувствовала, как кровь застыла в венах. В доме царила тишина — тяжёлая, удушающая. Я позвала: «Мама?» — мой голос дрожал, но ответа не было. Она лежала в кровати, держа в руках телефон с холодными пальцами. Её глаза были закрыты, лицо спокойное, как будто она просто спала. Но я знала, что её уже нет.
На тумбочке стояла чашка чая — холодная и нетронутая, символ её одиночества. Рядом был старый фотоальбом. Я открыла его дрожащими пальцами. На первой странице была фотография моего детства: я, маленькая, сидящая на её коленях, а она улыбается и обнимает меня. Слёзы затуманили мои глаза, и комок в горле сдавил. «Когда это случилось? Она пыталась мне позвонить в последний раз? Хотела попрощаться?» Я взяла её телефон — руки дрожали, как при лихорадке. Последний набранный номер — мой. Дата — тот самый день, когда я крикнула ей, чтобы она ушла из моей жизни. Она послушалась. И больше не позвонила.
Теперь я звоню. Каждый день, каждую ночь. Набираю её номер, слушаю бесконечные гудки, надеясь на чудо, которого не будет. Тишина в трубке режет сильнее любого ножа. Я представляю, как она лежала одна, держа телефон, ожидая моего голоса, пока я отвергала её — жестоко, безжалостно. Работы, стрессы, дела — всё, что я считала важным, исчезло, оставив меня с пустотой, которую невозможно заполнить. Она просто хотела заботиться обо мне, а я считала её заботу бременем. Теперь я понимаю: её звонки были той нитью, которая связывала нас, и я сама её порвала.
Я хожу по её дому, трогаю её вещи — старое одеяло, потрёпанную чашку, фотоальбом, где мы были счастливы. Каждая деталь напоминает мне о том, что я потеряла. Мама ушла, не попрощавшись, потому что я не дала ей шанса. Моя последняя фраза — «Не звони мне!» — стала её приговором и моим наказанием. Я кричу в пустоту, набираю её номер, но слышу только эхо своей вины. Она больше не позвонит, и я не перестану звонить ей — надеясь, что где-то, в другом месте, она меня простит. Но тишина остаётся моим вечным ответом, и с ней я живу, неся этот боль, как тяжёлый крест.